Неточные совпадения
Серпуховской придумал ему назначение в Ташкент, и Вронский без малейшего колебания согласился на это предложение. Но чем ближе подходило время отъезда, тем тяжелее становилась ему та
жертва, которую он
приносил тому, что он считал должным.
Не правда ли, ты не любишь Мери? ты не женишься на ней? Послушай, ты должен мне
принести эту
жертву: я для тебя потеряла все на свете…»
Говорили они все как-то сурово, таким голосом, как бы собирались кого прибить;
приносили частые
жертвы Вакху, показав таким образом, что в славянской природе есть еще много остатков язычества; приходили даже подчас в присутствие, как говорится, нализавшись, отчего в присутствии было нехорошо и воздух был вовсе не ароматический.
— Брат, — твердо и тоже сухо отвечала Дуня, — во всем этом есть ошибка с твоей стороны. Я за ночь обдумала и отыскала ошибку. Все в том, что ты, кажется, предполагаешь, будто я кому-то и для кого-то
приношу себя в
жертву. Совсем это не так. Я просто для себя выхожу, потому что мне самой тяжело; а затем, конечно, буду рада, если удастся быть полезною родным, но в моей решимости это не самое главное побуждение…
Но он почти каждый день посещал Прозорова, когда старик чувствовал себя бодрее, работал с ним, а после этого оставался пить чай или обедать. За столом Прозоров немножко нудно, а все же интересно рассказывал о жизни интеллигентов 70–80-х годов, он знавал почти всех крупных людей того времени и говорил о них, грустно покачивая головою, как о людях, которые мужественно
принесли себя в
жертву Ваалу истории.
— Видишь ли, мы все — Исааки. Да. Например: дядя Яков, который сослан, Мария Романовна и вообще — наши знакомые. Ну, не совсем все, но большинство интеллигентов обязано
приносить силы свои в
жертву народу…
В наши дни баранов не
приносят в
жертву богу, с них стригут шерсть или шьют из овчины полушубки.
«Ради этого стада, ради сытости его Авраамы политики
приносят в
жертву Исааков, какие-то Самойловы фабрикуют революционеров из мальчишек…»
— Мы покорно и страстно
приносим себя в
жертву страшной тайне, создавшей нас.
Обломов хотя и прожил молодость в кругу всезнающей, давно решившей все жизненные вопросы, ни во что не верующей и все холодно, мудро анализирующей молодежи, но в душе у него теплилась вера в дружбу, в любовь, в людскую честь, и сколько ни ошибался он в людях, сколько бы ни ошибся еще, страдало его сердце, но ни разу не пошатнулось основание добра и веры в него. Он втайне поклонялся чистоте женщины, признавал ее власть и права и
приносил ей
жертвы.
— Этого ничего не нужно, никто не требует! Зачем мне твоя жизнь? Ты сделай, что надо. Это уловка лукавых людей предлагать
жертвы, которых не нужно или нельзя
приносить, чтоб не
приносить нужных. Ты не лукав — я знаю, но…
Послушай: если было б нам,
Ему иль мне, погибнуть надо,
А ты бы нам судьей была,
Кого б ты в
жертву принесла,
Кому бы ты была ограда?
— Не могу же я
принести вам этой «
жертвы», брат: умереть!
Там царствует бесконечно разнообразный расчет: расчет роскоши, расчет честолюбия, расчет зависти, редко — самолюбия и никогда — сердца, то есть чувства. Красавицы
приносят все в
жертву расчету: самую страсть, если постигает их страсть, даже темперамент, когда потребует того роль, выгода положения.
Его поглотили соображения о том, что письмо это было ответом на его вопрос: рада ли она его отъезду! Ему теперь дела не было, будет ли от этого хорошо Вере или нет, что он уедет, и ему не хотелось уже
приносить этой «
жертвы».
Она звала его домой, говорила, что она воротилась, что «без него скучно», Малиновка опустела, все повесили нос, что Марфенька собирается ехать гостить за Волгу, к матери своего жениха, тотчас после дня своего рождения, который будет на следующей неделе, что бабушка останется одна и пропадет с тоски, если он не
принесет этой
жертвы… и бабушке, и ей…
Чтобы уже довершить над собой победу, о которой он, надо правду сказать, хлопотал из всех сил, не спрашивая себя только, что кроется под этим рвением: искреннее ли намерение оставить Веру в покое и уехать или угодить ей,
принести «
жертву», быть «великодушным», — он обещал бабушке поехать с ней с визитами и даже согласился появиться среди ее городских гостей, которые приедут в воскресенье «на пирог».
— Да, кузина: вы обмануты, и ваши тетки прожили жизнь в страшном обмане и
принесли себя в
жертву призраку, мечте, пыльному воспоминанию… Он велел! — говорил он, глядя почти с яростью на портрет, — сам жил обманом, лукавством или силою, мотал, творил ужасы, а другим велел не любить, не наслаждаться!
«А! вот и пробный камень. Это сама бабушкина „судьба“ вмешалась в дело и требует
жертвы, подвига — и я его совершу. Через три дня видеть ее опять здесь… О, какая нега! Какое солнце взойдет над Малиновкой! Нет, убегу! Чего мне это стоит, никто не знает! И ужели не найду награды, потерянного мира? Скорей, скорей прочь…» — сказал он решительно и кликнул Егора, приказав
принести чемодан.
Но при этом все ему хотелось вдруг
принести ей множество каких-нибудь неудобоисполнимых
жертв, сделаться ей необходимым, стать исповедником ее мыслей, желаний, совести, показать ей всю свою силу, душу, ум.
— Вот уж и испугалась моей
жертвы! Хорошо, изволь:
принеси и ты две маленькие
жертвы, чтоб не обязываться мной. Ведь ты не допускаешь в дружбе одолжений: видишь, я вхожу в твою теорию, мы будем квиты.
— Говорите, что надо делать: «
жертвы»
приносить? Я даже готова сама
принести ваш чемодан с чердака.
«Одно из двух: или она полюбила Симонсона и совсем не желала той
жертвы, которую я воображал, что
приношу ей, или она продолжает любить меня и для моего же блага отказывается от меня и навсегда сжигает свои корабли, соединяя свою судьбу с Симонсоном», подумал Нехлюдов, и ему стало стыдно. Он почувствовал, что краснеет.
В чувстве этом было и то, что предложение Симонсона разрушило исключительность его поступка, уменьшало в глазах своих и чужих людей цену
жертвы, которую он
приносил: если человек, и такой хороший, ничем не связанный с ней, желал соединить с ней судьбу, то его
жертва уже не была так значительна.
— Как вам сказать: и верю и не верю… Пустяки в нашей жизни играют слишком большую роль, и против них иногда мы решительно бессильны. Они опутывают нас по рукам и по ногам,
приносят массу самых тяжелых огорчений и служат неиссякаемым источником других пустяков и мелочей. Вы сравните: самый страшный враг — тот, который подавляет нас не единичной силой, а количеством. В тайге охотник бьет медведей десятками, — и часто делается
жертвой комаров. Я не отстаиваю моей мысли, я только высказываю мое личное мнение.
И вдобавок — эти невероятные
жертвы правительства не
принесут и в будущем никакой пользы, потому что наши горные заводы все до одного должны ликвидировать свои дела, как только правительство откажется вести их на помочах.
Ему казалось, что Зося
приносила его в
жертву приваловским миллионам; против этого он, собственно, ничего не имел, если бы тут же не сидели этот сыромятина Лепешкин и Виктор Васильич.
Только в этот момент мне сделалось ясно, какую
жертву я
принесла для этой старой ханжи Марьи Степановны…
Почему их осуществление — а осуществление их возможно — совсем не есть осуществление того, к чему стремились и за что боролись,
принося страшные
жертвы?
Гуманитарная теория прогресса
приносит всякого человека в
жертву своему божку и не может найти оправданий для страданий и
жертв человеческой личности.
— Понимаю, понимаю, c’est noble, c’est charmant, [это благородно, это прекрасно (фр.).] ты идешь защищать завтра брата и
приносишь себя в
жертву… c’est chevaleresque. [это по-рыцарски (фр.).]
— О, если б и я мог хоть когда-нибудь
принести себя в
жертву за правду, — с энтузиазмом проговорил Коля.
И вот теперь точно так же она тоже
принесла себя в
жертву, но уже за другого, и, может быть, только лишь теперь, только в эту минуту, впервые почувствовав и осмыслив вполне, как дорог ей этот другой человек!
Верь до конца, хотя бы даже и случилось так, что все бы на земле совратились, а ты лишь единый верен остался:
принеси и тогда
жертву и восхвали Бога ты, единый оставшийся.
Мы слишком скоро готовы были
принести всякую
жертву недостойному, может быть, или легкомысленному человеку.
Это была та же самая стремительная Катя, которая кинулась тогда к молодому развратнику, чтобы спасти отца; та же самая Катя, которая давеча, пред всею этою публикой, гордая и целомудренная,
принесла себя и девичий стыд свой в
жертву, рассказав про «благородный поступок Мити», чтобы только лишь сколько-нибудь смягчить ожидавшую его участь.
Она, изволите видеть, вздумала окончательно развить, довоспитать такую, как она выражалась, богатую природу и, вероятно, уходила бы ее, наконец, совершенно, если бы, во-первых, недели через две не разочаровалась «вполне» насчет приятельницы своего брата, а во-вторых, если бы не влюбилась в молодого проезжего студента, с которым тотчас же вступила в деятельную и жаркую переписку; в посланиях своих она, как водится, благословляла его на святую и прекрасную жизнь,
приносила «всю себя» в
жертву, требовала одного имени сестры, вдавалась в описания природы, упоминала о Гете, Шиллере, Беттине и немецкой философии — и довела наконец бедного юношу до мрачного отчаяния.
Да их и не бывает, никто и не
приносит; это фальшивое понятие:
жертва — сапоги всмятку.
Знала Вера Павловна, что это гадкое поветрие еще неотвратимо носится по городам и селам и хватает
жертвы даже из самых заботливых рук; — но ведь это еще плохое утешение, когда знаешь только, что «я в твоей беде не виновата, и ты, мой друг, в ней не виновата»; все-таки каждая из этих обыкновенных историй
приносила Вере Павловне много огорчения, а еще гораздо больше дела: иногда нужно бывало искать, чтобы помочь; чаще искать не было нужды, надобно было только помогать: успокоить, восстановлять бодрость, восстановлять гордость, вразумлять, что «перестань плакать, — как перестанешь, так и не о чем будет плакать».
За монастырской стеной вотяки, русские
приносят на
жертву баранов и телят, их тут же бьют, иеромонах читает молитвы, благословляет и святит мясо, которое подают в особое окно с внутренней стороны ограды.
Семидесятипятилетний Авраам, судившийся месяца два тому назад за какие-то шашни с новой Агарью,
принес окончательно на
жертву своего галифакского Исаака.
И только тогда он узнает тайну моей любви и моего самоотвержения и то, какую огромную
жертву принес ему горячо любивший его ученик…
Революционер-герой себя самого считает спасителем мира и жаждет себя
принести в
жертву, пролить кровь для искупления грехов мира.
Стало быть, если, как говорят, представителей общества, живущих в Петербурге, только пять, то охранение доходов каждого из них обходится ежегодно казне в 30 тысяч, не говоря уже о том, что из-за этих доходов приходится, вопреки задачам сельскохозяйственной колонии и точно в насмешку над гигиеной, держать более 700 каторжных, их семьи, солдат и служащих в таких ужасных ямах, как Воеводская и Дуйская пади, и не говоря уже о том, что, отдавая каторжных в услужение частному обществу за деньги, администрация исправительные цели наказания
приносит в
жертву промышленным соображениям, то есть повторяет старую ошибку, которую сама же осудила.
Лиза давно стала очень молчалива, давно заставляла себя стерпливать и сносить многое, чего бы она не стерпела прежде ни для кого и ни для чего. Своему идолу она
приносила в
жертву все свои страсти и, разочаровываясь в искренности жрецов, разделявших с нею одно кастовое служение, даже лгала себе, стараясь по возможности оправдывать их и в то же время не дать повода к первому ренегатству.
Но мнения углекислых не уходили дальше своей сферы, и если бы они даже вышли за пределы ее, то не
принесли бы этим никакой пользы для Розанова, а только были бы новым поводом к вящим для него обвинениям. Белые были в это время
жертвами искупления общей глупости.
Слова:
принести себя в
жертву, убегу совсем — подняли в душе Клеопатры Петровны страшную бурю оскорбленного самолюбия.
Анна Гавриловна, — всегда обыкновенно переезжавшая и жившая с Еспером Иванычем в городе, и видевши, что он почти каждый вечер ездил к князю, — тоже, кажется, разделяла это мнение, и один только ум и высокие качества сердца удерживали ее в этом случае: с достодолжным смирением она сознала, что не могла же собою наполнять всю жизнь Еспера Иваныча, что, рано или поздно, он должен был полюбить женщину, равную ему по положению и по воспитанию, — и как некогда
принесла ему в
жертву свое материнское чувство, так и теперь задушила в себе чувство ревности, и (что бы там на сердце ни было) по-прежнему была весела, разговорчива и услужлива, хотя впрочем, ей и огорчаться было не от чего…
Здесь молодой человек (может быть, в первый раз)
принес некоторую
жертву человеческой природе: он начал страшно, мучительно ревновать жену к наезжавшему иногда к ним исправнику и выражал это тем, что бил ее не на живот, а на смерть.
Затем они каждый почти праздник стали отправляться: Николай Силыч — в болотных сапогах, в чекмене и в черкесской шапке, нарочно для охоты купленной, а Павел — в своей безобразной гимназической шинели, подпоясанной кушаком, и в Ванькиных сапогах. Места, куда они ходили, были подгородные, следовательно, с совершенно почти выстрелянною дичью; а потому кровавых
жертв охотники с собой
приносили немного, но зато разговоров между ними происходило большое количество.